Не жена
Не жена
— Да кто ты мне такая? Мы что, в ЗАГСе были? Я тебе кольцо на палец надевал? В паспорте у тебя моя фамилия стоит?
Валерия опустила глаза. Всё это ей, конечно, хотелось… но ведь и без этого жили вроде как.
— Нет, нет и ещё раз нет! — бушевал Аркадий. — Ты мне никто! С чего ты вообще решила, что можешь называть себя моей женой?
— Аркаш, ну, не молчи так со мной… — Валерия пыталась достучаться до него. — Давай поговорим спокойно…
— У тебя, что, ещё остались слова? — он резко обернулся. — После всего, что ты наговорила?
— Но я же, по сути, ничего такого не сказала, — растерянно прошептала она.
— Вот именно! Лучше бы вообще молчала! — он фыркнул. — Запомни раз и навсегда: молчание — золото. Особенно в твоём случае.
Он демонстративно отвернулся, а она снова попыталась его успокоить:
— Любимый, ну хватит сердиться, — она подошла ближе, аккуратно коснулась его плеча.
— Лучше бы ты язык прикусила! — он взмахнул руками. — Как у вас это получается? Одной неосторожной фразой — всё в клочья! Где вас этому учат? В спецшколе по доведению мужчин?
Валерия была уверена, что он злится из-за их утренней ссоры. Она тогда сорвалась — устала быть “терпеливой и понимающей”. К тому же он разбил обе чашки — свою и её.
— Ну как ты так умудрился? — с укором произнесла она. — У всех руки, как руки… а у тебя будто крюки! Свою чашку — ладно, но мою зачем разбивать? Или ты хотел, чтобы ни у кого любимой чашки не осталось?
Самая банальная семейная перебранка. Обычно такие ссоры забываются через час, максимум — к вечеру. Но Аркадий ушёл, захлопнув дверь, и вернувшись, не сказал ни слова. Ни привет, ни как дела — будто её просто не было.
На ужин его Валерия звала трижды — в ответ тишина.
Но она не могла оставить всё вот так. Нужно было как-то помириться.
— Дорогой, ну что ты из-за этих чашек переживаешь? В выходные поедем, купим новые. Да и руки у тебя золотые, просто не день был!
Он обернулся к ней с таким выражением лица, будто она сошла с ума.
— Ты серьёзно? Ты про чашки сейчас? — он смотрел на неё, как на сумасшедшую. — Ты до сих пор не понимаешь, что наделала?
— Но я же… Я ведь только… — Валерия потерялась. — Я же могу извиниться, если обидела… Только не сердись, пожалуйста.
— Извиниться? — он расхохотался истерически. — Если бы всё, что ты натворила своим языком, можно было загладить извинением — я бы плясал от счастья! Но ты… ты просто уничтожила меня. Стерла в порошок!
— Да за что? Что я такого сказала?! — голос Валерии дрожал. Теперь она понимала — дело не в чашках. Но в чём тогда?
— Кто это сегодня, когда звонила моя начальница, сказал ей: «Жена Аркадия у телефона»?! — взревел он. — Кто?!
— Так ты же был в душе… а звонок шёл… — начала Валерия. — Я взяла трубку, сказала, чтоб подождала, пока я тебя позову. Она спросила, кто я… я машинально ответила — жена. А потом тебе передала, но она уже отключилась. Ну и что? Что в этом плохого?
— Что в этом плохого?! — Аркадий почти орал, лицо налилось краской. — Да ты хоть понимаешь, что ты себе позволила? Какая ты мне жена?!
— Но мы ведь живём вместе…
— Живём. Без ЗАГСа. Без кольца. Без штампа. Без обязательств! Ты — никто. Сожительница. Так и говори! А «жена» — это совсем другое.
Валерия побледнела. Он не просто обиделся. Он расставил всё по местам. По его местам. А ей в этой картине места не нашлось.
***
— И долго еще это будет продолжаться? – с улыбкой спросила София Евгеньевна.
— Мама, — Валерия посмотрела с укором, — сейчас не те времена, да и тебе не идут пуританские речи. Ты сама, после см.ерти отца с кем только не жила!
— Ты на мать поклеп не возводи! Мать знает, что ей надо! – София Евгеньевна улыбаться не перестала. – У меня уже возраст такой, что ни одна сплетня не прилипнет! А ты еще молодая, тебе еще жить и жить!
— Мама, пятьдесят четыре года – это ни разу не старость! Ты еще сама можешь и замуж выйти, а по последним тенденциям, то и не раз!
— Нашелся бы нормальный мужчина, я, может быть, и вышла бы, — она пригладила прическу, — приходится суррогатами перебиваться!
— А ты мне еще что-то говоришь! – рассмеялась Валерия.
И вот тут София Евгеньевна улыбаться перестала:
— Лера, я понимаю, что сейчас многие живут без росписи и штампов, детей рожают, и это считается нормальными семьями.
Но даже на юридическом языке называется сожительство. А это, в свою очередь, никаких гарантий!
— Мам, когда любовь есть, это лучше любых гарантий, — ответила Валерия.
— Любовь сегодня есть, а завтра нету, а муж, если он официальный, какую-то безопасность и страховку даст! Ребенку – понятно, алименты в любом случае.
А если жилье, машина, техника имущество, так даже через суд ничего не получишь, если он рогом упрется!
— Мамуля, у нас с Аркашей прекрасные отношения! И живем мы уже вместе шесть лет. Зачем нужны все эти штампы? А если вопрос денег, так зарплаты у нас одинаковые.
— Не убедительно, не конкретно, а значит – непорядок! — София Евгеньевна погрозила пальцем. – Лерка, ты хоть его к идее подведи!
Так, между делом, муженьком его назови, вроде как, в шутку. Да попроси обнять любимую женушку.
Пусть к словам привыкнет, в голове покатает. А потом можно и окольцевать селезня!
— А если я его этими словечками испугаю, то получу сначала скандал, потом обиду, а потом одиночество! – Валерия покачала головой. – Знаешь, мам, счастье – это хрупкая штука, его беречь надо, а не испытывать на излом!
— Вообще, жизнь твоя, — пожала плечами София Евгеньевна, — а тебя я приму, что одну, что с внуком, дай Бог, вообще появятся.
Ты только подумай, что гули – гулями, а взрослая жизнь, она с ответственностью.
А в твоих отношениях никто никому ничего не должен. Оно и верно, но бестолково!
***
Валерия была благодарна матери за доброту и поддержку. А вот советы заставили задуматься.
Брак, по сути, это больше ее страховка. И выгоден, как не крути, больше женщине, чем мужчине.
И подруга Аня советовала Валерии оформить отношения с Аркадием. Но приводила другие аргументы:
— Предположим, возьмете вы в кредит квартиру или машину, а может, дачу. Ну, или, в крайнем случае, бытовой техники полон дом. Кредиты, понятно, вы оформите на главу вашей суррогатной семьи.
— Аня, — Валерия посмотрела с укором, — давай без эпитетов!
— Ладно, — согласилась она. – Короче, на Аркашу. И вдруг вы решите разбежаться!
— И пессимизировать не надо!
— Хорошо, — Аня махнула рукой. – Случится что-нибудь из ряда вон выходящее, и вы расстанетесь, — красноречивый взгляд Валерии заставил Аню чуть сменить вектор. – Захочет Аркаша подарить любимому племяннику, маме, дядя Пете, тете Моте, квартиру, машину или дачу. И подарит, а ты даже слова сказать не сможешь!
— Сказать смогу, — заверила Валерия.
— Ну и скажешь! – Аня показательно улыбнулась. – А доказать, что это совместное имущество и покупалось или выплачивалось в кредит из общего котла не сможешь! И так ты пролетаешь мимо совместно нажитого имущества!
— А суд, свидетели?
— Единственное, что тебе поможет отстоять свое – только суд. Но я тебе скажу, сложно бывает доказать, что ты это ты, и что у тебя тоже есть права. Тем более, тот, кому имущество перепадет, приведет толпу, которые заявят, что ты ни копейки в это не вложила!
— Ты рассказываешь худший вариант! – проговорила Валерия.
— Я рассказываю самый обычный случай из судебной практики, когда люди живут, как вы с Аркашей.
— То есть, мне надо собирать чеки, вести бухгалтерию, а еще записывать все разговоры с Аркадием, когда заходит речь о деньгах и покупках? – спросила Валерия.
— Или просто сводить его в ЗАГС, — теперь улыбка Ани была доброй и открытой, символизируя оптимальный вариант.
— Мне и мама говорит, что надо тащить его чуть ли не на аркане. Только сначала к этому решению привести его нужно. А делать, просто приучая к словам «муж, жена».
— Вот и занимайся!
***
К обычному набору уменьшительно-ласкательных обращений слово «муженек» прилепилось просто. И для обозначения себя слово «женушка» подошло гармонично. Хорошо на язык ложились эти слова.
Валерия сначала побаивалась, что Аркаша сразу начнет бунтовать, но он лишь посмеивался, но сам заветные сочетания букв не повторял.
А Валерия только усиливала нажим. Везде и всюду, к месту и не только, Аркадия называла мужем, а себя женой.
И настолько этим прониклась, что даже не заметила, как на вопрос звонившей начальницы мужа, с кем та имеет честь беседовать, ответила, что это жена. Буднично просто обыденно.
***
— Аркаша, так мы живем уже столько лет, — произнесла Валерия, — я думала, что мы семья. Ну да, без штампа, так это нормально сейчас. А впереди у нас дети и долгая счастливая жизнь!
— Вот и думала бы так и дальше, чего ты полезла со своими «женами» к моей начальнице? Не отвечала бы и все! Дала телефон и тебя это никак не касается!
— Милый, но я же постоянно тебя мужем называю, какая разница-то?
— А такая разница, что меня теперь из-за тебя уволят! Ты не просто мне настроение испортила! Ты мне жизнь испортила! Ты мне карьеру на взлете переломала!
Да я теперь с тобой не то, что в ЗАГС не пойду! Я с тобой жить не буду! Вот прямо сейчас буду вещи собирать!
— Аркаша, а не перегибаешь ли ты палку? – спросила ошарашенная Валерия. – Ну, сказала я твоей начальнице, что я твоя жена. Что это поменяло?
— Да, блин, то, что Мира Борисовна меня на работе держала, потому что мечтала на лопатки уложить, как свободного… бычка!
А теперь, раз у меня жена, то ее мечты рухнули! Она уже сегодня к концу дня приказ о моем увольнении подписала!
***
Через неделю, как Аркадий ушел, Валерии нанесла визит упомянутая Мира Борисовна:
— Валерия, я извиниться хотела, — проговорила она, — но не за то, что Аркашу уволила, а за то, что вы все время жили во лжи измен вашего, — она запнулась.
— Понятно, — отмахнулась Валерия.
— А у меня на него были особые виды. И встречались мы, так сказать, без галстуков. Так и коллеги были им обласканы…
Валерия сглотнула, борясь с тошнотой.
— Мы же думали, что он холостяк, потому и соперничали за место рядом с ним. Если бы знали, то ни-ни… Если бы мы знали, что он муж…
— Мы не были расписаны…
— Ну, сожитель…
— Уже нет, — Валерия опустила глаза.
— Знаете, — Мира Борисовна произнесла уверенным голосом, — так оно даже лучше. Потому что он и не муж, и не сожитель, а просто … чудак на другую букву! Так, даже лучше, что он вас освободил!
После визита Миры Борисовны у Валерии внутри будто что-то оборвалось. Словно последняя ниточка, связывавшая её с Аркадием, лопнула с сухим треском. Оказалось, он был не просто упрямым холостяком, боявшимся штампа, а самым обыкновенным лгуном. Ухаживал за начальницей, заигрывал с коллегами, улыбался на все зубы, и при этом жил с ней, с Валерией, шесть лет. Как с тенью. Как с кем-то, кого удобно игнорировать, пока самому выгодно.
В тот же вечер она убрала все его вещи. Нет, не выбросила. Аккуратно, без истерик, сложила в коробки, вызвала курьера и отправила на адрес его матери, что значился в документах. А через два дня — сменила замки.
Сначала было пусто. Физически и морально. Просторная двушка, где всё напоминало о нём: расческа на тумбочке, кроссовки у двери, его любимое кресло возле телевизора, — теперь казалась огромной и чужой.
Валерия работала удалённо, и одиночество в тишине квартиры стало давить. Она ходила из комнаты в комнату, пыталась слушать музыку, включала сериалы на фоне, пересматривала фотографии на телефоне, но всё казалось бессмысленным. Через несколько дней отключила соцсети — не могла больше видеть счастливые пары, чьи отношения были хоть как-то оформлены, где были дети, свадьбы, подписи под фото: «Мой любимый муж» или «С годовщиной, любимая!».
Но прошло ещё немного времени, и в этой тишине начали проявляться другие звуки: собственное дыхание, мысли, чувства, желания. Всё то, что она забивала под ковер ради него — ради Аркадия. Все уступки, которые принимала за «любовь», начали обнажаться, как раны.
— Лер, ты выглядишь усталой, — сказала Аня, когда они встретились в кафе спустя две недели после расставания.
— Я? — Валерия вздохнула. — Наверное. Но мне легче. Правда. Как будто долго несла что-то тяжёлое и наконец-то положила.
Аня отставила чашку с латте.
— Значит, ты всё-таки поняла, что он тянул тебя вниз?
— Не сразу. Мне пришлось осознать, что за шесть лет он не сказал ни одного слова о будущем. Что я не видела в его глазах ничего, кроме раздражения, когда говорила о семье. Что он воспринимал меня как должное. А я принимала это за любовь.
— Лер, ты не виновата. Многие так живут.
— А я больше не хочу быть одной из «многих». Понимаешь?
Аня кивнула.
— Хочу сказать тебе одну вещь, — добавила Валерия. — Спасибо. За то, что говорила правду. Даже когда я не хотела её слышать.
На работу Валерия вышла в офис через месяц. Попросила руководителя о переводе из удалёнки, объяснив, что ей нужно сменить обстановку. Коллеги отнеслись с пониманием — почти все знали Аркадия, потому что он пару раз приходил к ней в офис и оставался в памяти как «тихий и немного важный». Никто не спрашивал, куда он делся. Просто принимали перемены.
Однажды, на совещании, к ним присоединился новый специалист — Виталий. Высокий, сдержанный, с лёгкой ироничной улыбкой и взглядом, от которого Валерии становилось неловко. Не потому, что он открыто флиртовал, а потому, что в его взгляде не было ни давления, ни ожидания. Только интерес. Без «обязательств», без «что ты можешь мне дать».
Они работали над одним проектом и часто задерживались допоздна. Разговоры выходили за рамки задач, и Валерия вдруг поймала себя на мысли, что впервые за долгое время ей не нужно притворяться, быть мягче, удобнее, тише. С Виталием она могла спорить, шутить, рассказывать о матери, о своих страхах и планах — и не чувствовать себя глупо.
Однажды вечером они пошли в соседнее кафе перекусить после работы.
— Ты часто называешь себя «бывшей женой без штампа», — заметил Виталий, — но почему ты это делаешь? Это же был просто… опыт. Неудачный, но опыт.
Валерия усмехнулась.
— Наверное, потому что я шесть лет жила как жена. Готовила, убирала, заботилась, надеялась. А в итоге мне сказали: «Ты мне никто».
Виталий кивнул, взял её ладонь.
— А ты себе кто?
Она замерла.
— Хороший вопрос.
София Евгеньевна, мать Валерии, за эти месяцы почти переехала к ней — сначала «чтобы поддержать», потом — «вдруг тебе станет одиноко», а в итоге — потому что ей самой понравилось быть рядом с дочерью.
— Ты знаешь, Лер, — говорила она однажды вечером, — я вспоминаю твоего Аркашу и понимаю — ну не пара вы были. Он же, как мебель, стоял в твоей жизни. А ты всё вокруг него плясала. Это не брак, это мебельный гарнитур.
— Мам, ну ты и сравнила, — улыбнулась Валерия.
— Да ладно! Теперь ты хоть дышишь свободно. Глаза твои светятся, а то раньше — как будто в тумане ходила.
— А мне, знаешь, даже обидно стало, что я столько времени потратила на пустоту.
— Не обижайся. Ты не тратила, ты училась. И очень хорошо выучила урок.
Прошло полгода.
Валерия сменила работу, переехала в новую квартиру — меньшую, но полностью «свою». Без чужих чашек и кресел. Она даже завела кошку — впервые в жизни. Назвала её Лаванда.
С Виталием они продолжали общаться. Без обещаний, но с уважением. Иногда он оставался у неё, иногда — звал её к себе. Всё было просто и легко. Не требовало масок и уступок.
— Лера, а ты ведь теперь точно знаешь, чего хочешь? — спросил он как-то вечером.
Она посмотрела в окно, где уже цвела весна.
— Да. Я хочу жить. Без страха. Без ожиданий. С собой. И, может быть, с кем-то, кто идёт рядом, а не впереди или позади.
Он улыбнулся и подлил ей чаю.
— Тогда, может, стоит больше не называть себя «не женой»?
Она рассмеялась.
— А кем?
— Валерией. Просто Валерией. Самой собой.
Слово «жена» больше не имело для неё прежнего смысла. Оно перестало быть целью. Она больше не мечтала о кольце или штампе. Её мечтой стало — быть счастливой с собой. А всё остальное — приложится.
И кто бы что ни говорил, она знала: любовь начинается с уважения к себе. И продолжается — только там, где есть свобода.
